Екатерина Мурашова более 25 лет работает семейным психологом, принимая детей и их родителей в одной из детских поликлиник Санкт-Петербурга. Кроме того, она пишет приключенческие и научно-популярные книги («Класс коррекции», «Дети-тюфяки и дети-катастрофы», «Любить или воспитывать», «Все мы родом из детства») и ведет популярный блог на сайте «Сноб». В интервью Anews.com психолог рассказала, с какими проблемами к ней приходят современные семьи, почему нынешние дети – «унылые существа», и каких вещей точно нужно избегать при воспитании ребенка.
«У советской семьи ожидания были меньше, дети не рассматривались как проект»
Вы много работаете с детьми и их родителями в качестве психолога. Самые распространенные проблемы, с которыми к вам приходят пациенты – какие они, с чем связаны?
Самые распространенные сегодня такие же, как и вчера, и позавчера. Несовпадение ожиданий и реальности….Скажем так, дети не соответствуют ожиданиям родителей: «я думал, она будет учиться хорошо, а она учится плохо», «я думал, это будет светлая радость, а она доводит меня до осатанения», «я так мечтал о ребенке, я думал, она станет мне другом и мы будем «дружить взасос», а она мне ничего не рассказывает», «я думал, он будет, как я, заниматься хоккеем, а он вообще отказывается куда-то идти» и так далее.
- Выходит, со временем проблемы совсем не меняются?
Преобладающие – нет. То есть сказать, что вот 25 лет назад, когда я начинала работать, преобладали какие-то другие проблемы, нет, такого нет. Естественно, время идет. Когда я начинала работать, никто не приходил ко мне с компьютерной зависимостью в силу отсутствия компьютеров.
- Если рассматривать современную семью и советскую и их проблемы…
У советской семьи ожидания были гораздо меньше. Дети не рассматривались, как проект. Дети рассматривались, как естественное продолжение. Если они приносили радость – хорошо, не приносили – ну и ладно. Никто не думал об идее развивать детей. Какие-то отдельные семьи, может быть, думали, но массового явления развивать детей не было. Дети ходили в какие-то кружки, если за них нужно было платить и родители могли, то за них платили. Но большая часть была бесплатной. Родители даже не всегда знали, в какие кружки ходят их дети.
Сегодня есть своеобразная гонка между родителями. «Как? Ваш ребенок ещё не берет интегралы, ему же уже четыре года! Куда вы смотрите?» Мать приходит домой, начинает заливаться слезами, ищет в интернете, кто бы обучил ее детей брать интегралы…
«До 10-11 у ребенка нет собственных проблем»
Детский психолог – кто в нем сегодня нуждается больше: сами дети или родители, которые зачастую являются инициаторами обращения к специалисту?
Только родители! Дело в том, что мое твердое убеждение (со мной даже не все мои коллеги согласятся), тем не менее, я считаю, что лет до 10-11 у ребенка нет собственных проблем. У него только семейные проблемы. То есть, любая психологическая проблема, которая существует у ребенка лет до 10-11, она касается семьи. Соответственно, она не изолирована. И что-то делать конкретно с ребенком, не трогая семью, практически невозможно.
После 11 лет – да, когда ребенок переходит в подростковый возраст, у него могут появиться его собственные проблемы, его проблемы как личности. Они могут быть связаны с его социальными контактами, с его взаимоотношениями где-то за пределами семьи. А до того это всегда проблема, которая решается (если она решается) через семью.
«Первый экзистенциальный кризис формирует вопрос: «Мама, а ты умрешь?»»
В своих статьях вы упоминаете возрастные кризисы, с которыми сталкиваются дети. Все ли дети их переживают? Нужно ли объяснять ребенку, что это такое?
Да, безусловно, все дети, более того – все взрослые переживают возрастные кризисы. То есть у нас есть стабильные периоды развития… Это не имеет отношения к детству, это имеет отношение к онтогенезу. Онтогенез – это от зачатия до смерти. Так вот, все переживают все положенные кризисы.
Говорить ребенку об этом обязательно нужно! Я бы это в средней школе, в старших классах просто бы преподавала. Как это устроено? Какие тебя ждут дальше кризисы? Понимаете, некоторые люди, допустим, о кризисе экзистенциальном – сорокалетие, середина жизни – о нем пишут, о нем говорят.
А вот о том, что у тебя у самого было и, соответственно, у твоего ребенка было, где-то между 4-6 годами – первый экзистенциальный кризис, который формирует вопрос «мама, а ты умрешь?», об этом вообще не говорят. И очень велик шанс, что человек отмахнется от своего ребенка в этот момент, а, собственно говоря, неразрешенный кризис имеет потом очень серьезные последствия. Поэтому я бы это просто преподавала таким отдельным двухмесячным курсом в средней школе, скажем, «Предсказуемые кризисы человеческой жизни».
«Современные дети – ужасно унылые существа. Готовы предъявлять то, что им втюхивают»
Есть ли что-то такое, о чем родители стесняются говорить с психологом и стараются утаивать? А чего стесняются дети?
Большинство детей обычных вообще не хотят говорить с психологом, особенно подростки, и это нормально. Современные дети – ужасно унылые существа. Они приходят и начинают предъявлять по малейшей просьбе те знания, обучалки, развивалки, что напихали в них родители… Ужасно скучно, тем более что все предъявляют одни и те же знания.
Я помню одно время (они все, видимо, читали одну и ту же энциклопедию про динозавров) они все приходили и пытались рассказать мне, какие бывают динозавры. В какой-то момент я очередному мальчику очень непедагогично сказала: «Знаешь, если ты мне сейчас начнешь перечислять динозавров, я завизжу!». Потому что уже просто невозможно…
То есть дети готовы предъявлять то, что им втюхивают. Говорить о себе, о чем-то важном редкие подростки способны. Что касается взрослых, то это зависит от, скажем так, внутреннего локус контроля и внешнего. Люди делятся на две равные половины. Одни говорят – это я плохой, что-то не вижу. А другие говорят – это вот учительница или друзья, а сам он хороший, добрый. Это все передается от родителей к детям.
Если родители склонны обвинять политический строй, учителей, программу школы, то ребенок их копирует.
«Никакой специалист не понимает ребенка лучше матери»
Как родителям понять, что самостоятельно с проблемой справиться не удается и пора обращаться за помощью к специалисту?
Во-первых, длительность. Если проблема длится и длится. Допустим, ребенка вы перевели уже во вторую школу или в третий детский садик, а повторяется одна и та же ситуация. Например, он не может найти контакт, или наоборот он поверхностно общителен и не строит отношений, или одни и те же конфликты с учителями, со взрослыми. Повторяемость событий – значит, мы имеем проблему, в которой надо хотя бы понять, о чем идет речь. Тут надо с кем-то посоветоваться.
Длительность, то есть давно. Скажем так, мой ребенок истерит-истерит, ну все в два года как-то истерили, а вот ему уже четыре и все равно он падает на пол. Вероятно, тут надо уже попытаться понять, что происходит.
Я считаю, что никакой специалист не знает, не понимает ребенка лучше человека, который находится с ним в течение всей жизни, то есть матери. Если мать чувствует тревогу, вроде бы все говорят – «это обычно, это возрастное» – а мать чувствует, что-то не так, вот в этот момент надо пойти. Доверять своим чувствам - это правильно.
«Таких родителей надо сразу за дверь отправлять»
- С кем вам сложнее работать: с детсадовцем или с подростком?
Знаете, я с детсадовцами как таковыми не работаю. У меня такая идеология – они играют с игрушками, я смотрю, что они делают. Сложнее всего с родителями, которые пришли заранее за подтверждением чего-либо. С ними не то что сложно, с ними невозможно работать. Их в принципе надо сразу за дверь отправлять. Но я как-то… Этика профессиональная, я этого не делаю, но, в общем, их можно сразу за дверь.
«Правильного воспитания не существует»
Существует ли сегодня в сознании людей четкое разграничение между «правильным» и «неправильным» воспитанием?
Если у кого-то существует, то он до такой степени неправ! Правильного воспитания не существует! Мир настолько многообразен… Мы же не находимся сейчас в рамках какой-либо традиции. Мы не представляем из себя традиционное общество, где было известно «как». А сами вариации, которые предлагает нам мир – кормить ребенка по часам, кормить, когда придется; класть ребенка спать с собой, класть отдельно; всё время с ним играть, не играть совсем; водить его с собой, оставлять его…. И я как раз занимаюсь пропагандой той точки зрения, что нет ничего правильного, есть какие-то разумные вещи, но их вариативность такова, что выйти за их пределы довольно сложно.
Человек, у которого совершенно четкая система убеждений, он, например, точно знает, что воспитывать детей нужно по доктору Споку (известный американский педиатр, автор книги «Ребенок и уход за ним», - прим. ред.) , он не приходит ко мне. Зачем? У него есть книга «Классика», где все написано. Если книга растрепалась и ее съела собака, можно посмотреть в интернете. Как раз приходят те люди, которые ищут свое, которые понимают, что как-то нужно самому соображать, но не очень понимают, от чего отталкиваться.
«Мы врем чувствами, мы врем словами, поступками. Это плохо»
Какие распространенные приемы в воспитании являются наиболее опасными? От чего родителям совершенно точно нужно отказаться, чтобы не потерять доверие ребенка и контакт с ним?
Есть всего один принцип, он абсолютно универсальный. Нужно стараться как можно меньше врать ребенку. Причем врать словами, чувствами, врать поступками, мы же врем-то разными способами и заметьте, я не сказала – совсем не врать! Совсем не врать невозможно – мы живые люди. Нужно стараться как можно меньше врать. Сознательно. То есть понимаете, когда мать кричит ребенку в зоопарке, который лезет куда-то: «Если ты сейчас не перестанешь это делать, я с тобой вообще никогда больше в зоопарк не пойду!». Вы же понимаете, что это вранье?
Когда мать говорит ребенку: «Ой, это тетя Света звонит, скажи, что меня дома нет»… Мы врем чувствами, мы врем словами, поступками. Это плохо. Это раскачивает отношения. Чем меньше этого будет, тем лучше будут отношения, тем больше ребенок будет уважать своих родителей.
«Они платили сыну за оценки, а потом обнаружили, что он за деньги выносит горшки парализованной бабушки»
А что вы думаете по поводу такого популярного приема, как финансовая стимуляция ребенка: окончишь школу на пятерки - держи iPhone?
Такой метод, как правило, не работает. То есть работает какое-то время, но потом перестает. Надо отдавать себе отчет, что делая это, вы даете ребенку карт-бланш: покупать за деньги что-то внутри семьи – вполне возможно. Это ваш сигнал. Ко мне давно уже приходили люди, которые когда-то продавали оценки и забыли об этом, а потом к своему колоссальному ужасу обнаружили, что их подросший сын за деньги выносит горшки парализованной бабушки. И как-то винить за это мальчика совершенно не приходится…
В прошлом году в московской школе №57 разгорелся большой скандал: одного из преподавателей обвинили в интимных отношениях с ученицами. Как вы оцениваете эту ситуацию? Что бы вы посоветовали родителям, которые неожиданно осознали, что такое может твориться в школах, и подросткам, которые могут столкнуться с подобными вещами?
Это настолько многофакторная, странная вещь, что я вообще никак… далека от этого. Но вот что меня поразило. В какой-то момент мне кто-то прислал ссылки, я прочитала историю про то, как эти ребята у какого-то учителя на даче, совершенно пьяные. А дальше там этот учитель то ли кого-то похлопал по заднице, то ли не похлопал, то ли переспал с кем-то, то ли не переспал. Я осталась в полнейшем недоумении и вообще не поняла, почему обсуждается, переспал ли с кем-то учитель, хлопал ли он кого-то по заднице, и вообще не обсуждается, что дети у учителя на даче вместе с ним пили.
Что посоветовать родителям? Ну, не знаю… Сесть и плакать. А какие их действия могут быть? Если они пришли к выводу, что такое может случиться в любой школе, и настолько не научил ребенка отличать добро от зла… Вероятно, сесть и плакать.
Знаете, я прекрасно помню наш первый портвейн в подворотне, я прекрасно помню наши взаимодействия какие-то, в том числе и влюбляния в учителей и даже интерес нашей учительницы к нашим мальчикам. Но сама система подразумевала, что это будет отдельно. То есть мы, ученики, будем отдельно пить портвейн в подворотне, и какие-то амурные, полуплатонические вещи будут отдельно.
«Подростки уязвимы, омерзительны, они всех раздражают и ходят по краю»
Некоторое время назад в СМИ с новой силой стали обсуждать тему подростковых самоубийств. Как вам кажется, становится ли эта проблема острее? Есть ли какие-то способы борьбы с этим явлением?
Нет, не становится. Она становится более «жареной». Ее приготовляют. И, кстати, единственное здравое высказывание по поводу этой 57-ой школы – не как там было, так-наперекосяк, но то, как это готовят – отвратительно!
А проблема была, есть и будет. Потому что подростки очень уязвимы физически, экзистенциально. Они омерзительны, они всех раздражают, они раздражают себя в первую очередь. Они ходят по краю. И, слава Богу, большинство этот край проходит, и входит во взрослую жизнь. Но кто-то срывается с этого края – так было всегда. И чем сложнее общество, чем выше его информационная прозрачность, его насыщенность, тем выше риски. И с этим сделать мы ничего не можем. Мы не можем сделать его таким же деревянным, как было когда-то традиционное. Мы не можем назад отыграть.
А сегодня из любого экстраординарного события - «учитель переспал с ученицей, девочки прыгнули откуда-то» - делают жареную сковородку. Это отвратительно.
Была такая история в средневековье. В одном городе началась эпидемия девичьих самоубийств. Кончали с собой совсем юные девушки, еще не вышедшие замуж, а раньше замуж выходили совсем юные, поэтому это были подростки. Они кончали с собою разными способами, дальше все рыдали и девицу хоронили в белом платье, да еще и гроб несли по городу, усыпанный белыми цветами. А зрелищ тогда было мало: казнь, похороны, свадьбы… И это превратилось в эпидемию. И мэр города решил эту проблему – он запретил их хоронить вот так, носить по городу, одевать в белые платья и объявил об этом официально. И самоубийства прекратились. Подростки – что с них возьмешь! Это исторический факт. Где-то в хрониках записано.
«Вы можете быть кем угодно, но к годам к четырем вашего ребенка обзаведитесь хоть каким-то мировоззрением»
В последние годы принимается немало законов, призванных, по официальной версии, уберечь детей от опасного влияния и «вредной информации». Как вы оцениваете эти шаги? И что может делать для своих детей родитель, которого беспокоят эти вещи?
Я считаю, что детей надо оберегать от какого-то негативного влияния. Правда, я не уверена, что это должно делать государство в сложившейся обстановке. Все-таки у нас государство – достаточно светское, мы же не какая-нибудь там религиозная республика. Детей надо оберегать – это правда. Но выбор, от чего и как это делать – фокус в сложившейся обстановке – на современном этапе развития цивилизации – семья, может быть, школа… Государство что-то пытается, но я не думаю, что это эффективно.
А родителям я обычно говорю: вы можете быть кем угодно, но годам к четырем вашего ребенка обзаведитесь хоть каким-то мировоззрением.
Если я, например, придерживаюсь христианского мировоззрения, то у меня есть ответы на какие-то вопросы. Я понимаю, что такое хорошо, что такое плохо. Будучи православным христианином, я излагаю ребенку то, как я вижу мир. Ребенок имеет к подростковому возрасту вот это – он может с этим соглашаться или не соглашаться, но он знает, что есть такая система.
Поэтому совет родителям, которые хотят научить своего ребенка различать добро и зло – сначала сами научитесь! Сами себе отдайте отчет в том, кто вы и как, с вашей точки зрения, устроен мир.
Детский психолог Екатерина Мурашова "по совместительству" - детский писатель, двукратный номинант на престижную международную премию имени Астрид Линдгрен. Ее проза - это фантастические истории из реальной жизни. Творческое осмысление практики общения с непростыми детьми в возрасте "от трех до семнадцати". Кстати, психологические уроки Мурашовой также полны фантастических приемов и парадоксальных решений.
Российская газета: Одна мама рассказала мне о вас, Екатерина, что вы предложили ее 11-летнему сыну учить школьные уроки, которые он категорически не желал делать, катаясь на велосипеде. Так и было?
Екатерина Мурашова: Помню этого мальчика. Гиперактивный! И трех минут не мог усидеть на месте. Стала с ним разговаривать, выяснилось, любит погонять на велосипеде. Тогда и предложила его маме "перенести" домашние занятия на велодорожку. По крайней мере, те из них, что не требовали письменного исполнения. Был и другой случай, когда посоветовала мальчишке читать параграфы из учебника, вися на турнике, в том числе вниз головой. Дети все разные - это аксиома. Соответственно, и решения должны быть для каждого свои. К слову, вот эта прикольная "игрушка с гвоздиками", которая так вам понравилась, подарена одним бывшим моим пациентом. Он считался трудным подростком. Чуть ли из школы не выгоняли. Его родители почти смирились с тем, что "вырастет хулиганом". А вырос из него способный бизнесмен. Открыл свое дело, как я поняла, вполне успешное. Выпускает среди прочего и такие вот забавные штуки.
РГ: То есть, можно сказать, подтвердил своим примером известный постулат о том, что все дети рождаются с талантом, надо только суметь его разглядеть и не растерять?
Мурашова: На самом деле большинство ребятишек самые обычные. Есть, разумеется, исключения - дети с врожденными способностями. Кому-то хорошее воспитание и раннее развитие помогают проявить их уже в детстве, кому-то нет. Я видела таких детей. Привели как-то ко мне девочку 3,5 года от роду. Сказали: очень злая, чуть что не по ней - сразу в крик, всех кусает, спасу нет. Старшая сестра, которая и привела ее ко мне, устав ждать, когда это сделают родители, попросила совета, как отучить малышку кусаться и драться. Я стала подсовывать ей разные игрушки. Реакция - ноль. "Лучше дайте ей лист бумаги и карандаш, сразу успокоится", - подсказала сестра. И точно: кроха оборвала свой крик, что называется, на полуслове, стремительно начала рисовать. И то, как она рисовала, - ни с чем не сравнить, не спутать!
РГ: А что было на ее рисунках?
Мурашова: С одной стороны, они соответствовали возрасту - это были разнообразные головоноги. С другой - сумасшедшая экспрессия, очень взрослое видение мира. Своим картинкам девчушка сама давала названия, в частности, такие: "Падший ангел", "Поцелуй". "Как ты их придумываешь?" - спросила я у нее. В ответ: "Они сами ко мне приходят". Посоветовала отдать ее учиться в художественную школу. Но сестра только плечами пожала: мне, мол, по барабану ее способности, сплю и вижу, как слинять из семьи. Там у отца с матерью, кажется, семеро по лавкам, никто детворой не занимается... Показываю теперь ее рисунки своим студентам на факультете психологии СПбГУ. Есть чему поучиться.
РГ: Неужели пропадет такой талант?
Мурашова: Не факт. Девчушка явно с характером, напористая. Думаю, пробьется. Если, конечно, не "сгорит" лет в 16-18. Ранний успех, излишняя шумиха в этом возрасте - большая нагрузка на психику ребенка. Помните гениальную девочку Надю Рушеву, скончавшуюся в 17 лет? Да, официально - от болезни сердца. Но можно ли быть стопроцентно уверенным, что не усугубили ситуацию многочисленные презентации, интервью, выставки? Или Ника Турбина. Какие удивительные стихи сочиняла она в детстве! А в 27 лет покончила с собой, устав жить.
РГ: Но если так, то ни один гений не дожил бы до взрослых лет...
Мурашова: Многие ли из них доживают хотя бы до 40?..
РГ: Как маме с папой определить, что их ребенок не бездарный? Что необходимо делать, чтобы способности "проклюнулись" и с годами не потерялись?
Мурашова: Во-первых, нужно пробовать. Во-вторых, дети чаще всего сами подают сигналы о том, что им интересно, к чему их тянет. Надо только внимательно слушать своих малышей, а не давить на них, подстраивая "под себя". Ребенок собирает жуков из-под камешков, а мама чуть не силком тащит его в теннис, мучает иностранными языками. Вместо того чтобы отвести, скажем, в биологический кружок. Разве мало подобных примеров? У меня был на приеме один мальчишка 14 лет, страстно увлеченный уличными танцами. Пришел с матерью. Та жалуется: не учится, хулиганит. На ее предложение заняться бальными танцами, только истерично расхохотался. Я посоветовала женщине не препятствовать сыну в его увлечении. И что? Он собрал единомышленников из числа ровесников, создал с ними прекрасную команду и - танцует! Я не могу сказать, что мне самой нравятся их танцы, потому что они вне моих эстетических пристрастий. Но тут важно, что у паренька есть некая идея. Сначала она ограничивалась брейк-дансом. Потом разрослась до целого представления. Скольким ребятам его возраста ни черта вообще не хочется, слоняются бесцельно по улицам и подворотням. Современный мир избыточен. Сориентироваться в нем даже взрослому бывает трудно. Дети же нередко теряются в этой избыточности, предпочитая вообще ничем не заниматься.
РГ: То есть родителей учить надо? Вы поэтому стали книжки писать?
Мурашова: Я писала рассказы, будучи еще школьницей. Одноклассники и учителя хвалили. Потом был период, довольно долгий, когда вообще ничего не писала, не хотелось. У меня в поликлинике что ни прием, то готовый роман. Такие случаются встречи!.. Подвигли же меня на книги, сами того не ведая, родители, которые приходили ко мне с детьми на прием. Выслушают, спросят совета и обязательно поинтересуются, что можно почитать "на заданную тему". Кроме американской специальной литературы, которая далека от наших реальностей, ничего не могла им предложить. Пришлось самой засесть за книги.
РГ: Ваши книги для родителей из серии "Беседы с психологом" ("Родители с любовью?!." и "Когда создавать семью") часто переиздают. Но еще чаще все желающие просто скачивают их из Интернета...
Мурашова: И хорошо. Пусть скачивают, раз надо. Я не в претензии.
РГ: Вы пишете, обращаясь к родителям, чтобы не губили своих деток. Что имеется в виду?
Мурашова: Чем родители могут погубить? А встать в позу: у нас растет гений, не мешайте ему! Принимая за гениальность раннюю одаренность. Которая с возрастом оказывается ничем иным как ранним развитием. Скажем, научился читать по перевернутой газете и шпарит в 5 лет наизусть целые статьи, удивляя родных и знакомых. Или еще пример - был у меня мальчик 4 лет, который один раз услышав на пластинке оперу "Юнона и Авось", сумел целиком воспроизвести ее, ни разу не сфальшивив. Другой ребенок в 3 года легко производил математические действия с числами до 100... Главное, чтобы родители правильно себя вели. Помогали развитию способностей, а не подчиняли все бездумной суете вокруг своего чада. Я ни про одного из детей, с кем общалась за долгие годы работы психологом, не могу сказать, что он не способный или не умный. У кого-то прекрасно развито пространственное мышление, но проблемы с абстрактным, у кого-то - замечательные коммуникативные качества, но нарушена концентрация внимания, у третьих еще что-то. Понятия "умный - не умный" по отношению к детям вообще, мне кажется, неприменимы. Для меня глупый человек не тот, кто чего-то не знает, а тот, кто знать не хочет.
РГ: Какие наши дети сегодня? Сильно отличаются от тех, какими были их ровесники, например, 20 лет назад?
Мурашова: Нынешние, несомненно, свободнее рассуждают, причем обо всем, в том числе о высоких материях. Двадцать лет назад 13-15-летние подростки вообще не могли внятно изложить свои мысли.
В год, отмеченный двадцатилетием распада Советского Союза, мы спросили у читателей: чем прекрасно поколение, которое никогда не жило в СССР (www..
"Новое поколение может "креативить", быть непохожим на всех. Речь не о внешнем виде, а о свободе мыслить, высказывать свои мысли, не бояться психушки. Сейчас больше возможностей воплотить свои способности.
Лиада (Пермский край, 42 года)
"Прекрасные черты у молодежи остались на генном уровне. К сожалению, нынешняя жизнь заставляет их работать локтями, а это несвойственно советскому народу".
Виктор (Солнечногорск, 62 года)
"Отсутствием каких-либо надежд и планов на будущее. Если мы еще по старой памяти куда-то и пытаемся грести, то новое поколение сразу говорит, что ничего не выйдет, и не тратит силы на "прожекты"".
Надежда (Братск, 40 лет)
"Новое поколение прекрасно лишь тем, что оно как минимум моложе. Многие ругают молодежь: мол, они хамы, без стыда и совести. Позвольте, господа и дамы - ведь молодежь это мы с вами! То есть то, что мы в них вложили, то и получили сполна. Я вот помню начало 90-х: развал страны, военные конфликты, безработица и даже где-то голод. Вспомните себя! Многие из вас показывали хороший пример подрастающему поколению? То-то же..."
Любовь (Челябинская область, 31 год)
"Свободой личности".
Максим (Москва, 23 года)
"Я сама отношусь к людям поколения, которые не жили в СССР, но тем не менее, я испытываю очень нежные и светлые чувства к Союзу.
Елена (Санкт-Петербург, 18 лет)
"Поколение, которое не знает, что такое счастливое детство".
Леонид (Орск, 57 лет)
"Новое поколение - это ишак, которому придется долго и тяжело тащить груз проблем, накопленный за 20 лет. Хватило бы им здоровья и животного терпения!"
Илья (Санкт-Петербург, 40 лет)
Сергей Волков, учитель русского языка и литературы школы N 57, финалист конкурса "Учитель года":
Поколение, которое никогда не жило в СССР - это современные дети, а они очень во многом напоминают детей прошлых лет. Первое, что хочу сказать: они живые, любознательные, очень открыты миру, быстрее ориентируются в этом мире сумасшедших скоростей. Для них Земля приобрела свой полновесный масштаб, и я им в этом смысле завидую.
Но свобода, отсутствие границ - это палка о двух концах. В чем-то они катастрофически отстают. Мы в свое время должны были пойти в библиотеку, заказать книгу, прочитать. Так человек наполнял знаниями свою внутреннюю вселенную. Сегодня дети ничего не знают, но знают, откуда взять. И главное, они не могут понять, что мир не всегда так будет устроен. А что если у нас нет электричества? С чем мы остаемся? С тем, что внутри нас. И боюсь, что этого "внутри" у людей, выросших в другую эпоху окажется больше, чем у современных детей. Это не их вина, но их беда, о которой они даже не подозревают.
Подготовила Адиля Зарипова
У Катерины много замечательных, глубоких текстов-историй из жизни. А этот будет очень полезен родителям мажат).
Тамара не смотрит телевизор, читает странные книги, в интернете рассматривает чужие фотографии, дружит с подружками младшей сестры, видит необычные сны. Что с ней не так?
Она шьет платья для куклы младшей сестры! - обвиняющим тоном сказала женщина. Раздражение портило ее красивое лицо. - А потом часами играет с ней в «домики» и «гости».
И что в этом плохого? - удивилась я. - Вам бы радоваться, что старшая младшую занимает…
Вы что, издеваетесь?! - вскипела мать. - Ей скоро исполнится 16 лет! Нужно думать о выборе института, о подготовительных курсах, о своем месте в социуме, о мальчиках, наконец…
А вы уверены, что Тамара обо всем этом не думает? - спросила я.
Тамара присутствовала здесь же, смотрела на меня и мать со спокойной, милой улыбкой. На щеках у нее были чудесные ямочки.
Уверена! - отрезала мать. - Я вообще не понимаю, о чем она думает. Книги читает редко и какие-то странные, телевизор вообще не смотрит, в компьютере только рассматривает чужие фотографии. Зато может часами сидеть на подоконнике и смотреть на луну. Может, она лунатик? Это лечится?
Лунатизм это вовсе не смотреть на луну… - улыбнулась я.
Ну тогда я не знаю… Главное, она ведь неплохо учится, четверки и пятерки, значит, умственной отсталости нет и могла бы, если бы захотела… А у нее никакого самолюбия! Ходит без лифчика и сама шьет себе бесформенные сарафаны, говорит, так ей свободно. Возится с подружками младшей сестры или того пуще… напротив нашего дома - три обшарпанных хрущевки. Там на скамейках у парадных бабки сидят, как в деревне. Так вот она по дороге со школы подсядет к ним и часа три о чем-то разговаривает… Это нормально? И к тому же она толстая! - почти с отчаянием выкрикнула мать. - Я говорю ей: перестань жрать булки и пирожные, займись своей фигурой, походи в зал…
Если честно, то вот на этом месте мать меня откровенно «достала». Тамара действительно была пухленькой, но, на мой взгляд, чувствовала себя в своем теле совершенно комфортно, и полнота ее совершенно не портила. К тому же я прожила на свете уже достаточно, чтобы знать: «вешалки» нравятся далеко не всем. Но я должна была уточнить еще пару вещей.
А какую позицию во всем этом занимает отец Тамары?
Никакой, - отрезала мать. - И никакого отца. С отцом младшей сестры отношения хорошие, но он в воспитание категорически не вмешивается.
Так. Это понятно.
Тамара, а ты сама кем хочешь в дальнейшем стать?
Не знаю, - пожала плечами девочка. - Может быть, швеей-мотористкой…
Мама говорит, что я ей стану. Я совсем не против, у меня хорошо на машинке шить получается… Или вот еще бывает такая работа, бабушкам продукты покупать и разносить. Кажется, это называется социальный работник…
Вот видите! - вскричала мать. - Причем это ведь не только сейчас, это уже давно, точнее, всегда было. Знаете, что она сказала, когда родилась младшая сестра? Посмотрела на нее с таким странным выражением, как будто узнала ее, что ли, и говорит: «Ой, какой чудесный к нам оттуда пришел… А как его здесь звать будут?» Я тогда даже испугалась, честное слово, и ночь заснуть не могла. Иногда я думаю, может нам следует к психиатру обратиться…
Давайте, вы пока посидите в коридоре, а я поговорю с Тамарой.
Вы психолог? Я слышала, что психологи умеют объяснять сны. Вы можете мой объяснить? Я его помню всегда, наверное, лет с полутора, потому что потом тот диван уже выбросили, мне мама сказала.
Рассказывай.
Я просыпаюсь ночью. В комнате еще мама и папа, но они спят. Я их зову, но они не просыпаются. Тогда я встаю и иду в другую комнату, там бабушка, она тогда была еще жива. Я совсем маленькая, а все вокруг такое большое… Мне страшно, но все равно надо идти. И вот я стою на пороге, там диван, бабушки нет почему-то, сквозняк, а за диваном у стены кто-то… что-то… в общем, оно меня как бы зовет… Надо переступить порог. Но можно и убежать туда, где спят мама и папа, там тепло, душно, безопасно. Я и хочу, и боюсь… А потом все-таки шагаю… И еще мне всю жизнь снятся лифты, которые не падают, а, наоборот, идут вверх и не могут остановиться, даже когда дом кончается. Это так странно…
Тамара, это сон-инициация. Ты понимаешь?
Да. Я по этнографии читала.
Расскажи мне еще о себе.
Я помню, как первый раз узнала себя в зеркале. Я знаю: большинство животных себя в зеркале не узнают. И вот я наверное тоже сначала была животным. И еще кем-то. А потом вдруг они объединились в одно, и я стою на коленках перед зеркалом в комнате и понимаю: да это же там - я! Вот, значит, какое у меня теперь лицо, вот как я выгляжу! Так интересно…
Отстаньте от нее! - я сама слышала в своем голосе почти умоляющие нотки. - Ей хорошо и интересно жить. Если на нее не давить, она сумеет адаптироваться в соответствии со своими особенностями. Ее особенности… Считайте, что вам повезло или, наоборот, нет, но Тамара - то, что в нашей культуре называют «визионерами». Она видит и чувствует мир иначе, чем мы с вами, и это чувствование иногда открывает новые горизонты для идущих следом… Но помните, такие люди всегда очень чувствительны и хрупки, неосторожное воздействие может разрушить…
Я пришла к врачу в государственное учреждение! - отчеканила мать Тамары. - За лечением и коррекцией поведения дочери. А вы несете какую-то чепуху, словно бабка из желтой газеты. Вы потакаете ее недостаткам и неудивительно, что Тамаре понравилось беседовать с вами. Но больше мы к вам не придем. Я найду настоящего врача, а не шарлатана…
Они пришли спустя четыре года. Тамара похудела, волосы коротко подстрижены, одета в джинсы и футболку. Осталась сидеть в коридоре.
Мы тогда лечились у психоневролога. Он нам помог. Она перестала нести чушь и часами смотреть на луну. Закончила школу, поступила в институт на юридический. А теперь… - на глазах у женщины выступили слезы. - Она вообще ничего не хочет. Почти не выходит из дома, почти не ест… Психиатр сказал: надо класть в больницу и назначать сильные препараты… Но вы когда-то… Я ее с трудом уговорила…
Тамара, Тамара, Тамара! - глаза у нее были тусклые и пустые. - Поговори со мной. Я помню твой сон про сущность за диваном. Ты же тогда шагнула туда! Тамара!
Я вернулась обратно в комнату. Но здесь мне нечего делать. Я больше не вижу снов…
Ты еще придешь ко мне? Пожалуйста, - я опять почти умоляла.
Нет. Спасибо вам, но я не приду. Не надо тратить на меня время. У меня все нормально…
Больше я никогда ее не видела. И этот мой рассказ - воспоминание о лунной девочке… Вдруг она прочтет его и тоже вспомнит?
Обращаться за психологической помощью в последние годы перестало быть чем-то необычным — к советам психологов прислушиваются, на консультацию к психологу советуют сходить друзьям в случае каких-то проблем. Однако работа психолога будет бесполезной, если обратившиеся к нему готовы лишь получить «волшебную таблетку», а сами ничего делать не собираются. Как это бывает, рассказывает в своей книге «Утешный мир» Екатерина Мурашова.
Читатели моей колонки и книжек часто говорят (или пишут): эка как вы ловко всякие сложные психологические случаи распутываете и как оно у вас все легко и складно получается!
Гамма чувств, с которыми это говорится (пишется), многообразна: от искреннего восхищения (бывают же профессионалы!) до совершенно откровенного недоверия (привирает наверняка психолог, но ведь никогда же не признается!).
Когда реплика не риторическая и подразумевает мой ответ, я прилежно и однообразно отвечаю, что я, разумеется, выбираю для своей колонки (книжек) самые яркие и показательные случаи, да и к тому же каждую историю всегда компилирую из нескольких:
- для соблюдения этических норм;
- чтобы было поинтереснее читать.
Сама же по себе повседневная работа психолога гораздо менее яркая и интересная, и в ней гораздо больше неудач, чем получается в публицистически-литературном варианте ее описания.
Но все равно количество данных реплик и удивлений таково, что мне показалось полезным и информативным для моих постоянных читателей описать типичный неудачный для психолога день.
Причем речь здесь будет намеренно идти не о ярких, сложных случаях, в которых психолог так и не сумел разобраться (такое я регулярно описываю), и не о случаях крайне тяжелых, когда толком и помочь-то ничем нельзя (об этом я тоже писала неоднократно), — тут именно рутина, все достаточно просто и понятно, но, увы мне, неудача за неудачей.
Итак, типичный неудачный день практического психолога, то есть меня. Вечерний прием, четыре семьи.
Педагогическая запущенность или...
Первой по записи приходит женщина с девочкой неполных пяти лет. Семья приписана к нашей поликлинике. Девочка почти ничего не говорит — отдельные слова плюс машет руками. Инструкции вроде бы понимает. Явно задержка развития, но какой природы?
— Я не знаю, как с ней общаться, — жалуется мать. — Не слушается она. Говоришь ей, говоришь, а ей хоть бы хны. Мне лор сказал к вам сходить.
— Хорошо, обсудим. Но сначала давайте вашу карточку, — говорю я.
Мать протягивает мне тетрадку, в которой исписано от силы десять листов.
— А где основная карточка? Мне нужно узнать, как развивалась девочка, вердикты неврологов на первом году, последующих...
— А она дома, я не взяла.
— Плохо, но ладно. Тогда рассказывайте сами: беременность, роды, первый год жизни, как спала, ела, когда появилось гуление, первые слова...
— Нам аденоиды удаляли, — подумав, говорит мать. — Ох, и намучились мы! А еще знаете, как трудно все анализы собрать! Мы вот однажды пришли в поликлинику...
Пятнадцать минут напрасных попыток выяснить что-то по существу дела.
— Как вы играете с дочерью?
— Да она сама играет. Ей и не нужен никто...
Девочка между тем расставляет посудку, пытается имитировать еду, питье.
— Ей нужно, видите, это элементы ролевой игры. Но что вы вообще делаете вместе?
— В магазин ходим... Мячик я иногда с ней катаю.
Еще полчаса я пытаюсь объяснить матери, как и что можно было бы сделать.
«Пятерка» по воспитанию ребенка
Следующей приходит женщина с хозрасчетного отделения — приехала с другого конца города, привезла тринадцатилетнего сына. Ухоженная, подтянутая. Ослепительно улыбается.
— Я читала ваши книжки, статьи. Мне очень понравилось. Я вообще увлекаюсь психологией. Очень приятно познакомиться с вами лично.
— Спасибо на добром слове. Мне тоже приятно. А вы ко мне с чем?
Долго-долго рассказывает о своих успехах в сына. Он учится в математической гимназии. Математикой никогда не увлекался, но «это же хорошее образование, адекватный коллектив детей и родителей, вы же понимаете». С помощью репетиторов с программой вполне справляется. На отдых за границу, языковые лагеря, горные лыжи всей семьей, еще , тоже вместе с мамой: «Нам говорили про , вы же понимаете, нельзя упустить».
Пытаюсь поговорить с самим парнем: что тебе нравится, что делаешь с друзьями, что запомнилось из последней поездки? Какие-то формальные бескрасочные ответы, ни на что нет времени, телевизора в семье тоже нет (это зомби-ящик, для ребенка вредно), один ответ явно искренний.
— Что бы ты делал, если бы остался один и ничего не нужно было бы делать?
— Лег спать. Или просто лежал бы и смотрел в окно, на небо.
Мать сама была отличницей, «у нас все в семье с университетским образованием». Теперь ей нужна «пятерка» от меня (по книжкам ей показалось, что я гожусь на роль эксперта): молодец, ты все делаешь правильно, отлично воспитала сына, продолжай в том же духе, возьми с полки пирожок.
Я не могу так сказать — у парня тусклые глаза, и она сама наукообразно пожаловалась мимоходом: мы предоставляем все возможности, но у него ни к чему нет мотивации. Как только я начинаю об этом говорить, они сразу уходят: она не собирается ничего менять, будет искать подтверждения своей позиции где-нибудь в другом месте.
Делать все равно ничего не будут
Третьи — симпатичная молодая пара с двумя мальчиками, уже были у меня недавно. Обсуждали установление границ и агрессию у старшего мальчика. Решили, что и как будут делать. Радостно здороваются, усаживаются и... предъявляют ровно те же проблемы, что и в прошлый раз.
— Так, ребята, стоп: а вы делали то, о чем мы с вами в прошлый раз договорились?
— Да, конечно, делали, но у нас ничего не вышло!
— Расскажите, как и что именно вы делали.
— Мы договорились, а потом он взял и купил ему в магазине ту игрушку.
— Ну да, а я ему запретил брать конфеты до ужина, а она сказала: ничего, одну можно.
— А я ему говорю: табу — это и есть табу, надо выдерживать, иначе не работает, психолог же сказал, а он: ну он же прощения попросил...
Некоторое время такой беседы (практически без моего участия), потом мать всплескивает руками: ой, я поняла, мы сами опять все то же самое...
— Именно так, — вздыхаю я.
— Ой, а что же нам делать?
— Да вот ровно то же самое, о чем мы с вами в прошлый раз говорили. Давайте я еще раз повторю...
Живут не для радости, а для...
Напоследок мать с приводят хмурую девочку 14,5 лет: мы хотим, чтобы она была ответственнее. И учиться может (учителя говорят), и по дому тоже могла бы помогать, но ничего не делает. Все надо заставлять. Возраст уже такой, что пора самой, однозначно. Мир сейчас жестокий, ничего никому не спускает, надо стараться, пробиваться. Вот мы в ее возрасте...
— С этого места подробнее, — прошу я.
Отец из алкогольной семьи, но вылез. Мать — старшая из трех детей. Родители работали, она возилась с младшими. Командовала, конечно. Первый брак неудачный, тоже алкоголь. В поздно образовавшейся семье схлестнулись два сильных характера, сходились, расходились, но удержались, притерлись. Однако ощущение непрерывного сражения никуда не ушло.
— Я домой не хочу идти, готова куда угодно, — признается девочка. — Они всегда всем недовольны. Мне кажется, они меня ненавидят.
Нет, это они так любят и заботятся. По-другому не умеют.
Она тоже борется, и младший брат (родной для мужчины) тоже уже начинает.
— Вы научились сотрудничать между собой, — говорю я взрослым. — Может быть, с детьми тоже попробуете?
— Чего мне с ними сотрудничать, если я их кормлю, а они живут на всем готовом? — спрашивает отец. — Вот телефон она потеряла, я ей новый купил, а мог бы и не покупать, между прочим, — сама ведь виновата...
— Должна же она понимать... — вторит мать.
— А как насчет радости? — спрашиваю я. — Радости жизни? Может быть, попробуем в качестве эксперимента?
— Мне, знаете, на работе экспериментов хватает.
Ушли в свою борьбу, такие же хмурые, отчужденные. Но ведь если что снаружи, встанут спина к спине и, так же ворча и огрызаясь, будут защищать свое и своих до последнего. Семья. XIX век, критический реализм.
Прием закончен. За окном уже темнеет, я тихо влачусь домой. Неудачный день. Бывает.
— У меня двое детей, тринадцати и четырнадцати лет, но дело не в этом. К вам на консультацию меня направил мой онколог...
Выглядела женщина соответственно заявлению. Простонародное «краше в гроб кладут» полностью описывало представшую передо мной картину. Возраст ее я определила приблизительно, по возрасту детей, с поправкой на болезненное состояние — где-то года 42-43.
— В следующем году мне исполнится пятьдесят, — сказала женщина. — Дети поздние, мы с мужем почти десять лет пытались зачать, обследовались, лечились...
Я немного приободрилась. Получалось, что, несмотря на стресс и болезнь, моя посетительница выглядит моложе своего возраста.
Разумеется, как и всякий практикующий психолог, я слышала апокрифические истории о случаях излечения онкологии с помощью психотерапии. Не то чтобы я им не верила... мир полон чудес и загадок, и я об этом прекрасно знаю... Но здесь и сейчас?
Интересно, зачем онколог направил ее в детскую поликлинику к семейному психологу? Ведь в онкологии, кажется, есть какая-то своя психологическая служба, знакомая с особенностями контингента... Наверное, у него была какая-то мысль...
— Расскажите мне о вашей семье.
— Чем вы занимаетесь? Работаете? Где? — может быть, на нейтральные вопросы она сумеет ответить?
— Понимаете, в некотором смысле я человек искусства, закончила театральный, актерское отделение... Больше года назад мой муж ушел к другой женщине. Абсолютно гормональная, хрестоматийная история. Она моложе меня ровно на четверть века. Я знаю, что это встречается сплошь и рядом, но отчего-то именно у меня никак не получается это пережить. Муж — режиссер, когда-то мы вместе учились, потом все делили на двоих — успехи, неудачи. Нам многие завидовали, в актерской среде, вы понимаете, больше скандалов, чем гармонии, а у нас был теплый, открытый дом. Потом не получалось с детьми, сначала лечилась я, после выяснилось, что и у него тоже проблемы. Мы годами поддерживали друг в друге надежду. Собирались даже взять детей из детского дома — обязательно двоих, думали, может быть, брата и сестру или двух братьев. Но тут нам наконец повезло, одна из десятков методик принесла успех. Господи, какое это было счастье! И — после всех ожиданий — два раза подряд! Мы укладывали сыновей спать и по часу стояли над их кроватками — любовались. А потом в кухне за чаем говорили почти до утра — и не могли остановиться. Нам всегда было о чем поговорить друг с другом!
Мы почти не ссорились. Никогда. И теперь тоже — он утверждает, что ему не хватает меня как собеседника. С молодой женой ему, надо думать, говорить не о чем. Она, сами понимаете, для другого. По его словам, я все преувеличиваю и нам ничто не мешает остаться друзьями. Ничто, кроме его предательства...
— Мальчики общаются с отцом?
— Старший — да, он более... практичен? Младший эмоциональный, он видит, что делается со мной, не может простить.
— Та-ак. А вы?
— Половина моих знакомых женщин прошла через что-то подобное. Я думала, что справлюсь. Сама не знаю, почему... у меня не получилось. Начала болеть. Сделали операцию — к счастью, на ранней стадии. Онколог сказал: «Либо вы как-нибудь разрешите свою проблему, либо... либо сами себя сожрете...» Вы понимаете, что он имел в виду... Это страшно...
Я молча кивнула, соглашаясь.
И уже знала способ, который, вполне вероятно, мог бы ей помочь. Одна загвоздка: он не вписывался в этические каноны. Причем не в канон врачебной этики, а вообще... Имею ли я право?
Женщина на удивление хорошо молчала — не напряженно и в то же время внимательно. Актриса держала паузу.
Подумав еще некоторое время, я решилась. В конце концов, я, здесь и сейчас, работаю на интересы детей. И где-то там есть два мальчика-подростка, только что пережившие уход отца, и если не предпринять чего-нибудь радикального, они могут в самом скором времени остаться без матери...
— Слушайте меня! Вы прожили с мужем больше двадцати прекрасных лет. Вы понимали друг друга с полуслова и делили напополам беды и радости. Он подарил вам двоих чудесных сыновей. У вашего совместного очага годами согревались ваши друзья. Но в мире ничто не вечно. И вот его больше нет... — женщина вздрогнула, но не произнесла ни звука. Огромные, обведенные темными кругами глаза ловили мой взгляд. Я смотрела прямо в них, куда-то в черную глубину ее болезни. — Он уехал, умер, провалился в параллельный мир, похищен инопланетянами — какая разница. Его нет! Но его любовь пребудет с вами и мальчиками вечно... Он не предавал вас. И ваших воспоминаний о нем и вашем общем счастье никто не отнимет.
Немолодая актриса немного подумала, потом как будто бы что-то сообразила, прищелкнула тонкими пальцами.
— А этот, который теперь...?
— Да, его место, кажется, занял кто-то другой, — я пожала плечами. — Ну не пропадать же добру. Этот кто-то отчасти похож... немного... Иногда его даже можно использовать в домашнем хозяйстве... Но вы же сами понимаете, насколько это бледная копия... Она просто не может вызвать у вас никаких чувств, ведь вы помните того, единственного...
— Кажется, я вас понимаю... — в глубоких глазах актрисы зажглись какие-то огоньки.
Когда она снова пришла ко мне спустя несколько месяцев, я вздрогнула. На ней был строгий черный костюм, черные ботики на пуговках и шляпка с черной вуалью. В руках — букет желтых роз.
— Это — вам! — сказала она и откинула вуаль.
Сказать по чести, я ее почти не узнала. Никаких кругов вокруг глаз, чудесный цвет лица.
— Э-э-э..? — неопределенно протянула я, начиная догадываться.
— Да, да, я еще не сняла траур, а что вы хотите? Все-таки столько лет... Вы знаете, когда я была маленькой, мы жили недалеко от Волковского кладбища. А я была романтической девочкой, ходила туда гулять и еще в детстве приметила заброшенную могилку... Там такой полустертый портрет красивого юноши, чем-то похожего на моего мужа. Сейчас я ее обиходила, поправила оградку, посадила цветы...
Мне стало очень не по себе. Интересно, кроме посещения могилки, она еще что-нибудь делает?
— А-а-а..? Здоровье? — хотя все было видно и так.
— Да, да! — не скрывая торжества, сказала женщина. — Я потому и пришла. Именно вчера онколог отпустил меня и сказал, что раньше, чем через полгода-год, видеть меня не желает. Я вышла на работу — у меня театральная студия для подростков, очень современная, мы ставим Лукьяненко, знаете такого писателя? Рассказ «Трон», это фантастика, о том, как важны родители для ребенка... Оба моих сына тоже играют. Я снова живу! Память о муже и нашей любви дает мне силу. Все мои друзья и подруги рады, что я снова с ними! А как я-то рада...
— У-у-у... — сказала я. — ЗдОрово...
И добавила про себя: «Никогда больше!» — говорят, победителей не судят, но все-таки с моей стороны это был очень неэтичный поступок. Интересно, знает ли бедолага-режиссер о том, каким именно способом пережила развод его первая жена?
